О свободе: четыре песни о заботе и принуждении - Мэгги Нельсон

Мейлера так сложно похоронить). Но зачастую они не замечают того, что ее корни были пущены очень давно – с изобретением белизны, которая влечет за собой проекцию на Черные и смуглые тела всей нерациональности, непокорности, варварства и откровенного бунта, образующих обратную – или «внешнюю» сторону так называемого гражданского общества и сознания. С учетом этой проекции расиализированная Война с наркотиками (и ее близнец – массовое лишение свободы) была лишь вопросом времени, новейшей манифестацией многовековой привычки. Как писал Деррида, «Светила Просвещения (Aufklärung)… – сами по себе объявление войны с наркотиками».

Тяга к трансгрессии, отклонению от нормативных рамок «я», закона и общества – тяга «допустить эмансипацию субъекта», в том числе самосопротивление и уничтожение эго – извечные и вполне законные человеческие желания, разделяемые самыми разными людьми в самых разных точках мира на протяжении всей истории человечества. Выход из этого тупика нужно искать не в надежде на их уничтожение. Но мы должны взглянуть правде в глаза и признать, что решение пропустить их через расиализированную схему было катастрофическим – прежде всего и особенно жестко для Черных и смуглых людей, но и для белых тоже. Так что прежде чем подпевать будоражащему припеву песни Патти Смит Rock N Roll [N-gger] (в которой та, вдохновляясь Рембо, объединяет и чествует всевозможных аутсайдеров от Иисуса Христа до Джими Хендрикса, Джексона Поллока и «бабули – тоже» под знаменем «н-ггера»), нам стоит остановиться и обратиться к этой истории. Задача не в том, чтобы решить, объявлять ли культурный бойкот тому или иному артисту или песне; песни обладают силой не просто так. (Одна из причин – анархические, зачастую подавленные возможности межрасовой и кросс-расовой идентификации, сформулированные, например, в эссе Болдуина о Джоан Кроуфорд и Бетт Дэвис «Сатана всегда находит дело» (1976) и в сборнике эссе Хилтона Элса «Белые девчонки» (2014), в котором тот, будучи Черным, берет за основу собственную идентификацию с белыми женщинами и исследует сложную кросс-расовую идентификацию таких фигур, как Эминем и Ричард Прайор). Нужно разобраться с историческим конструктом трансгрессии, с противоречиями непростых союзов в поисках освобождения и неповиновения и с вопросом о том, что могут или должны (или не должны) делать белые, когда признаю́т, что системы, созданные или унаследованные ими, подрывают, разрушают и убивают и их самих[107].

Не могу с уверенностью сказать, какое воздействие оказали Рембо или Арто на людей и места, посещенные ими, но обычно подобные встречи следуют определенному сценарию, ясно воплощенному в истории масатекской шаманки Марии Сабины, прославившейся в 1960-х после того, как Р. Гордон Уоссон, банкир в J. P. Morgan, ставший этномикологом, в 1957 году опубликовал в журнале Life статью о том, что Сабина знала о псилоцибиновых грибах. После публикации толпы чужаков бросились на поиски этой женщины.

Поначалу Сабина с радостью принимала посетителей, навещавших ее дома в Мексике в поисках трансформирующего галлюцинаторного опыта. (Своих посетителей, среди которых были Мик Джаггер, Боб Дилан, Кит Ричардс и Джон Леннон, она называла «блондинами».) Но, как вспоминает Сабина в своей удивительной устной автобиографии «Жизнь», в конечном счете блондины оказали губительное воздействие – не только на окружение Сабины, но и на сами грибы. «С той самой секунды, как чужаки прибыли в поисках Бога, – говорит она, – святые дети утратили свою чистоту. Они утратили свою силу; чужаки их осквернили. Теперь они бесполезны. И от этого нет лекарства». Сабинины деловые отношения с блондинами принесли ей и страдания другого рода: мексиканская полиция преследовала ее за торговлю наркотиками, а ее дом был сожжен – предположительно масатекскими соседями – в качестве наказания, как считала она сама, за решение выдать «чужакам потомственный секрет исконно нашего лекарства».

Как целительница Сабина была в шоке от того, что чужаки приезжали искать Бога, а не пытались исцелить болезнь. «„Мы ищем Бога“, – говорили они. Мне было сложно объяснить им, что совершать бдения нужно не из простого желания найти Бога, а единственно ради того, чтобы вылечить болезни, от которых страдает наш народ». Деррида бы на этот счет заметил, что мы обвиняем наркопотребителя в погоне за «опытом без правды», но Сабина делает важное добавление: не имеет значения, открывает ли наркотический опыт «настоящую» или «ложную правду», если поиск самой правды, понимаемой как «Бог», «тайна мироздания», «космические дали» или что угодно еще, попросту неверен. Ясность Сабины в совокупности с ее остроумием рассказчицы делает «Жизнь» особенно великодушной и едкой, как в следующем пассаже: «Молодой чужак в разноцветной одежде и сандалиях хотел подарить мне большую красивую собаку. Я сказала ему, что не хочу собаку, что у меня нет денег, чтобы содержать ее. Чем питаться бедному животному? Дерьмом? Молодой чужак понял мои обстоятельства и забрал собаку с собой».

Однако, если бы ей выпал второй шанс, Сабина всё равно поделилась бы мудростью с блондинами, «потому что в этом нет ничего дурного». В ее автобиографии никто не предстает святым – ни представители ее народа, ни мексиканское правительство, ни ближайшее окружение, ни сама Сабина; но и чужаков – включая Р. Гордона Уоссона – она тоже не считает грешниками. Чаще всего она просто называет блондинов «глупыми» и «невежливыми». Слои страдания, насилия и эксплуатации в рассказе Сабины описывают многовековую колониальную историю и наследие сельской бедности, где и без того есть масса причин для страданий, вроде неверных и жестоких мужей и мужчин, убивающих из ревности, мести и пьянства (в какой-то момент пьяный мужчина трижды стреляет в Сабину, после чего ее впервые лечит «Знающий-Толк-В-Медицине» (он же «западный доктор» Сантьяго Гуэрра), которому она сперва не доверяет, но потом испытывает такую благодарность, что настаивает, чтобы он взял немного грибов в рамках бартера между целителями). Набожная христианка, Сабина неоднократно проводит параллели между грибами, Христом и церковью, которым клянется в абсолютной преданности: «Дети – кровь Христа… Я всегда уважала всё, что связано с Богом. Повинуюсь священникам. А также прислушиваюсь к словам городских властей. Они – головы. Они ведут нас».

По этим причинам, вопреки глубокому страданию, пронизывающему ее историю, и вопреки тому обстоятельству, что она следует разрушительному сценарию, свойственному таким встречам, «Жизнь» – не столько предостережение с явным моральным посылом (а именно: «эта конкретная встреча с блондинами, это конкретное посвящение в тайну никогда не должны были произойти и ни в коем случае не должны повториться»), сколько размышление о трагедии, комедии и, в известной степени, неизбежности высоких ставок при кросс-культурном смешении и переплетении. Важнейшей остается моральная противоречивость ее истории, поскольку сага продолжается, пускай и в новых регионах и с другими персонажами и